Дмитрий Орешкин: «Чтобы удержать власть, Путину придется сильно ужесточить репрессии»

Политолог Дмитрий Орешкин рассказал Дарье Горсткиной, насколько представления президента отличаются от реальности — Завершение каникул оказалось жестким: рубль продолжил серьезное падение по отношению к доллару и евро, стоимость нефти также обновила минимумы, а Россия вошла в пятерку худших экономик мира. На этом фоне Владимир Путин поделился с немецким изданием Bild своей картиной мира. Журналисты спросили президента, когда «мы получим назад прежнего Путина», образца начала нулевых. Путин ответил, что «никогда не менялся» и «чувствует себя сегодня молодым». Как стоит это интерпретировать?

— Возможно, он искренне думает, что всегда таким был. Первый признак старения — человек забывает, каким он был. Ему кажется, что он всегда был успешным, решительным, смелым. Может, внутри он себя таким и мыслил, но в объективной реальности у него до 2007 года элементарно не было ресурсов, чтобы делать заявления, подобные Мюнхенской речи. До 2007 года Путин был вынужден заниматься решением экономических проблем, и у него кое-что получалось. Как и многие русские монархи, он начинал как либеральный преобразователь. Но надо понимать вечную бинарность российской власти: как только начинается экономический рост, появляются достаточно сильные экономические субъекты и происходит размывание вертикали власти. Во времена Ивана IV это были князья и феодалы, во времена Николая Александровича Романова — крупные капиталисты и городская буржуазия, во времена товарища Сталина — усиливающаяся сельская буржуазия, во времена Путина — те, кого сначала называли капиталистами, а потом стали дразнить олигархами. Когда у экономических субъектов появляется финансовая состоятельность, они нуждаются в правовом обосновании и защите этой состоятельности, нуждаются в Конституции, например, и начинают предъявлять государю определенные требования. Путин такие требования воспринял как покушение на основы и попытку забрать у него абсолютную власть. В общем, так оно и есть. Варианты такие: либо ты делишься полномочиями, чтобы продолжался экономический рост, либо замораживаешь ситуацию, уничтожаешь самостоятельных экономических агентов, консолидируешь власть в своих руках, но экономический рост тормозится, страна замораживается.

Когда к середине нулевых годов экономика начала работать, перед Путиным встал вопрос: или продолжать идти этим путем, становиться более зависимым от парламента, региональных элит и населения, или попытаться восстановить советскую модель, став символической фигурой №1 при обедневшем населении. При первом варианте тебя все критикуют, кто-то хочет тебя сменить, но населению становится лучше. Во втором случае ты — лидер, вождь, все тебя любят, но население начинает жить беднее.

Путин в середине нулевых не смог или не захотел осилить этот фундаментальный выбор. Он скатился в советскую систему ценностей, произнес Мюнхенскую речь и почувствовал, что народ и элиты ему аплодируют. Соблазны у него действительно были велики: экономика росла, ресурсы — нефть и газ — были дешевыми в добыче и дорогими в продаже, конкурентов — Ходорковского, Березовского, Гусинского — он успешно «отжал», а остальных так называемых олигархов подстроил под себя, вертикаль выстроил, народ все поддержал. Не надо было решать проблемы модернизации, интенсификации — просто качаешь «масло» из земли и продаешь. Все было замечательно, пока отсутствие экономических реформ и стимула к инвестициям компенсировалось нефтяной конъюнктурой. Только либералы типа меня говорили, что нельзя садиться на нефтяную иглу. Но чтобы создать альтернативу, необходимо было гарантировать права частной собственности, а этого Путин сделать не мог.

В чем разница между российской и западной системами ценностей? В демократической системе начальник — не вождь, а нанятый менеджер, и если население чувствует ухудшение жизненного статуса, оно начальника переизбирает. А при вождизме население служит государству, а не государство — населению.

Советский Союз в условиях демократии существовать не мог: людям было нечего есть, зато Гагарина в космос запустили. Тогда на душу населения приходилось меньше семи квадратных метров жилой площади, потому что вместо жилья строили ракеты. Сейчас у нас на человека около 25 метров жилья, но все равно остро не хватает. Если хотите вернуться в «гагаринские» времена, то придется согласиться, чтобы у вас в квартире жило в три раза больше людей.

Происходит виртуализация победных настроений. Путин — мастер виртуализации: вот он встал с колен, поставил США на место, ему аплодирует большинство российского населения и, что характерно, часть европейского. Но за все это мы платим экономическим застоем, эмиграцией и сужением реальных прав граждан и регионов.

Регионы вообще в катастрофическом положении: из них выдавливают ресурсы, они в преддефолтном состоянии.

— Также Владимир Путин заявил, что «низкая цена нефти поможет оздоровить экономику России». Что будет с бюджетом: его снова перепишут в отрыве от реальности?

— С бюджетом катастрофа. Цена на нефть не поднимается, и все это понимают. Но главная проблема даже не в этом. Ключевая проблема в любой экономике — это доверие. Любой бизнесмен принимает решение, стоит ли ему инвестировать деньги в это государство и эту отрасль, и отвечает за ошибку своими деньгами.

Пока страной руководит Владимир Владимирович Путин, ответственный менеджер сто раз подумает, прежде чем сюда инвестировать. Одно дело — героические позы и заявления, а другое — доверие бизнеса. Этот капитал промотан. Чем громче и чаще Путин лязгает зубами и бряцает оружием, тем меньше желающих вкладывать деньги в Россию. Но это еще не все. Даже если прямо сегодня правительство и Путин целиком поменяют риторику, законодательную базу, примут гениальные экономические решения, то польза от них, учитывая инерционность экономических процессов, проявится не раньше, чем через несколько лет. Даже если бизнес поверит, есть такое понятие, как инвестиционный цикл: нельзя прийти с мешком денег и завтра получить прибыль. Так что оснований ожидать каких-то улучшений экономической действительности я не вижу.

Путин вынужден переводить опорную точку своей политики из экономики в консолидирующую, мобилизующую риторику. Единственное, что он сейчас может делать, — это объяснять, что нам надо затянуть пояса, потому что кругом враги. У меня самые печальные ожидания по поводу 2016 года, и я просто не вижу, как Путин может выйти из этой ситуации.

— Понятно, что Путин вряд ли будет действовать с точки зрения интересов населения. Поэтому я спрошу с точки зрения интересов Путина. Для него ближайшие годы — это предвыборная гонка. Что он, по-вашему, будет делать, чтобы 2018-й не стал для него годом завершения карьеры?

— Я исхожу из того, что Путину нужно удержать власть. Не потому что он ее любит, а потому что боится ее потерять. Это совершенно другая мотивация. Без власти он немощен, беззащитен, с ним могут сделать все, что угодно. Это его психологический стиль. Он глубоко неуверенный в себе человек — в отличии от Ельцина, у которого было ощущение исторической миссии. Когда он понял, что больше ничего для этой миссии сделать не может, позволил себе отойти от власти. Путин себе такого позволить не может. Чем сложнее ситуация, тем меньше он верит своим партнерам. Даже Дмитрия Медведева он не может еще раз пустить на президентский срок, потому что боится, что тот не удержит власть. У Путина маниакальный страх, на котором паразитирует огромное количество людей, которые этот страх поддерживают.

Результаты выборов зависят не столько от населения, сколько от лояльности региональных элит. В 2012 году в Чечне не было 99,8% за Путина при явке в 99,6%. Этот результат ему нарисовали. Для Путина это не проблема, потому что это означало, что Кадыров к нему лоялен. Кадыров контролирует ситуацию, а как он контролирует — это его дело. Население вообще не причем — надо обеспечить лояльность региональных элит.

Но сейчас в городах вместо путинского консенсуса элит появляются признаки консенсуса между населением и региональными элитами. Региональные элиты крутят пальцем у виска, глядя на Москву. Они, может, и поддерживают лично Путина, но происходящее в Москве им кажется признаками очевидного безумия. Москва требует исполнения майских указов, а денег не дает. В то же время у регионов нет полномочий и капитала доверия, чтобы самим обеспечить себе экономический рост: количество регионов-доноров с девяностых годов сократилось практически вдвое. А население, особенно в крупных городах, самостоятельное, образованное, не очень трусливое, и местные власти могу сформировать неформальный, на уровне взаимного подмигивания, протест против путинской политики. Губернаторы и мэры все еще будут охотно рисовать нужный результат на выборах, но на уровнях ниже результат будет уже сложнее сфальсифицировать.

В 2016 году выборы попробуют провести. Это Дума, это не страшно, и это способ протестировать ситуацию: насколько она контролируема, насколько элиты лояльны, насколько раздражены люди.

В зависимости от парламентских выборов будет принято решение относительно президентских. Не исключено, что их вообще отменят, введут военное положение. Ключевой момент — 2016 год, сентябрь. Реальные решения будут приняты после него. А по 2018 году созревает серьезная проблема. Путину нужны деньги, чтобы обеспечить результат. Он хотел бы поступить, как Лукашенко, полностью погрузив регионы в летаргию. Не исключено, что он успеет это сделать, но тогда нас ждет еще более стремительное снижение уровня жизни. К тому же у Лукашенко протестовать некому, самостоятельного бизнеса нет, а в России пока есть. В России есть зарубежные и внутренние источники финансирования оппозиции. Путин вынужден заворачивать гайки по лукашенковскому сценарию, но чтобы реально их завернуть, недостаточно будет посадить одного-двух человек. Ему придется действовать быстро, больно и жестко. Посадить не одного-двух человек, а десятки и сотни, начать вполне серьезную террористическую деятельность, сильно ужесточить репрессии и сильно ужесточить цензуру. Иначе к 2018 году он может не успеть.