Началась ли агония России

Российский политолог, доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Московского Центра Карнеги

Сомнения относительно того, достаточно ли Путин здоров, чтобы править, продолжат распространяться

И было ли исчезновение Путина репетицией перед неминуемым крахом

В политике даже неизбежное может застать врасплох, моментально превратив победу в катастрофу. Владимиру Путину еще предстоит это понять.

Российская система персонализированной власти продемонстрировала незаурядную волю к выживанию: она надела маску и некоторое время притворялась своей полной противоположностью, но затем вернулась к прежним хищническим методам.

Начиная с большевистской революции в 1917 году, российская система реинкарнировала раз за разом: сперва – как коммунистическая власть, затем в 1991 году сбросила маску СССР и вооружилась либеральными лозунгами, а в 2013-2014 вернулась к образу «осажденной крепости». Забавно, что Путин пытается удержаться при власти с помощью системы, которая однажды уже рухнула, ступив, таким образом, на путь государственного суицида.

Возможно, российский лидер надеялся обмануть судьбу. Его украинская авантюра шокировала Запад; со времени аннексии Крыма в марте 2014 западные лидеры пытались остановить войну в Украине, но пока им удалось достичь лишь неубедительной деэскалации. Минские соглашения, пролоббированные тандемом Меркель-Олланд, играют на руку Москве: в обмен на прекращение огня Россия получит рычаги давления на Украину. Тем не менее, даже победа Путина в Минске не помогла скрыть, в каком затруднительном положении он находится внутри страны.

То, что Кремль воспользовался аннексией и войной для возвращения режиму легитимности, уже было знаком, что у российского руководства остается все меньше пространства для маневров. Подсадить россиян на наркотик государственного величия в форме одержимости Украиной оказалось разумным ходом – вот только россияне, охотно потребляющие этот наркотик, вовсе не жаждут за него платить.

Кремль мог бы и дальше держаться на плаву, наслаждаясь нерешительностью Запада, если бы не убийство лидера оппозиции Бориса Немцова. Это событие положило конец кремлевской игре в имитацию, продемонстрировав не только цинизм российской власти и ее умение лгать, не моргнув глазом, но и страх перед ответственностью за содеянное.

Кремль принялся распускать десятки неправдоподобных историй об убийстве Немцова и это показывает, что лидер, который раньше был знаменит своими стальными нервами, начинает терять контроль, не может дать своему окружению четкие приказы, и не в состоянии усмирить враждующие группы внутри кремлевской клики. Ужасное убийство Немцова развеяло дымовую завесу, за которой прятался Кремль, и все увидели, какой бардак там творится.

Исчезновение Путина на полторы недели и странные объяснения его отсутствия, предоставленные президентской командой, нанесли системе еще один удар. Когда лидер, управляющий государством вручную, как это делает Путин, исчезает, вся система оказывается парализованной.

В документальном фильме «Крым: возвращение на родину», который в России показали 15 марта, Путин объясняет успех аннексии тем, что «лично контролировал все». Это и есть приговор российской системе: она в состоянии функционировать только тогда, когда лидер постоянно нажимает кнопки и тянет рычаги. Если он по какой-либо причине оказывается недоступен, все начинает рушиться. Когда лидер – единственный функционирующий институт в государстве, он не может позволить себе даже наименьшей слабости. Ему нельзя болеть. Иными словами, ему не позволено быть простым смертным.

Исчезновение Путина после 5 марта парализовало российскую политику: все замерли в ожидании конца эпохи. Это демонстрирует, насколько хрупка на самом деле российская система. Представители Кремля выглядели потерянными и жалкими; госаппарат затаил дыхание. Они не притворялись!

Можно только вообразить ужас, охвативший элиту при мысли, что все гарантии безопасности внезапно оказались под вопросом. Было несколько основных теорий относительно происходящего: внутренняя борьба за власть, переворот, совершенный партией войны, скорое появление нового диктатора. Но у всех этих теорий был один недостаток: с чего бы кремлевские элиты, выбранные именно за лояльность и серость, вдруг решились бороться за власть? Ни Патрушев, ни Бортников, ни Иванов с Шойгу не тянут на роль Пиночета; они больше напоминают пассажиров Титаника, которые ждут возможности спрыгнуть в шлюпку.

Ключевое объяснение отсутствию Путина – что оно могло быть частью его плана по разрешению конфликта между российскими силовиками и чеченским лидером Рамзаном Кадыровым – также выглядит нарочито упрощенным и посылает пугающий сигнал: в российской паутине чеченские боевики являются «абсолютным злом», которое необходимо постоянно сдерживать. Как написал близкий к Кремлю российский обозреватель: «Иронично, что ФСБ, жестокие российские спецслужбы, превратились в последнюю надежду российской демократии». Серьезно? Возможно, вся эта история, включая убийство Немцова, была задумана для того, чтобы консолидировать Россию под знаменами силовиков против «абсолютного зла».

Но по-настоящему важной деталью исчезновения Путина было отсутствие массовых волнений. Несмотря на 85% официальной поддержки российского президента и слухи о его отстранении, россияне не вышли на улицы, чтобы требовать возвращения Путина. Такое ощущение, что их совершенно не волновала его судьба. Это момент, на который обратят внимание в России – и на Западе тоже.

Беспокойство, конечно, было, но несколько иного рода. Некоторые люди, наблюдая за растерянностью Кремля, вздрагивали при мысли о возможной ядерной катастрофе, теракте или другом чрезвычайном происшествии. Что тогда случится? Какую цену заплатит Россия за то, что заменила сильные государственные институты на сильных личностей?

В результате Путин все же объявился и приложил все усилия, чтобы казаться энергичным и веселым, но к тому времени вера в его мачизм и непобедимость уже успела пошатнуться.

Сомнения относительно того, достаточно ли Путин здоров, чтобы править, и крепко ли он держит рычаги власти, продолжат распространяться. Россияне, в чьей истории было немало лидеров, умерших на рабочем месте или цеплявшихся за него, пока не вышвырнут, продолжат подозревать, что в Кремле не все гладко. После того, как россияне открыто обсуждали возможность его смерти или замены, они уже не смогут смотреть на Путина с прежним восторгом. Теперь ему придется представить убедительные доказательства своей мощи, чтобы восстановить имидж диктатора. Что для этого потребуется – новая война? Разгром внутренних врагов? Скорее всего, Кремль по инерции будет двигаться именно в этом направлении. Путину нужно убедить мир и собственную банду в том, что он все еще в состоянии править. Именно поэтому он объявил военные учения по всей России сразу же после возвращения. Это был весьма очевидный шаг.

Главный месседж интервью Путина в фильме о Крыме, в котором он признается, что лично спланировал и координировал операцию (можно сказать, готовое признание для Гааги): «Мне все равно, что мир обо мне думает! Я продолжу придумывать собственные правила!». С учетом ситуации в России это можно трактовать не как знак его уверенности в себе, а скорее как суицидальную браваду лидера, балансирующего на краю пропасти.

Тем не менее, в РФ идет еще один процесс, который может помешать как перевороту, так и попыткам вернуться в режим «осажденной крепости» или вовсе перевернуть мировую шахматную доску: превращение России в полностью потребительское общество, граждане которого не готовы жертвовать своим благополучием, какими бы ни были причины. Кремль не может этого не понимать.

Частые «поездки в Рим» российского президента (которые, вероятно, объясняются медицинской необходимостью) способствуют рассуждениям о том, какой будет эпоха после Путина.

Откровенно говоря, он сам спровоцировал эту дискуссию. Путин оставит по себе пугающее наследие, не способствующее быстрой либерализации. Но и вариант с диктатурой сомнителен: для появления диктатуры нужны яркая идея, репрессивный аппарат, который будет занят воплощением этой идеи, а не службой собственным интересам, и народ, готовый идти на жертвы. В нынешней России нет ни первого, ни второго, ни третьего. Скорее всего, Путин оставит после себя коррумпированную, медленно разлагающуюся систему, которая будет даже опасней диктатуры.

В документальном фильме о Крыме Путин все еще выглядит победителем, внушающим ужас Западу. Парадокс в том, что этот фильм вышел на экраны как раз в тот момент, когда мир засомневался, жив ли вообще Путин. И это показывает, насколько шатка на самом деле позиция российского лидера.

Агония российской системы началась. И этот процесс окажется весьма болезненным не только для РФ, но и для всего остального мира.

Оригинал